Мы, как я уже говорил, возвращались с купания, и на полпути,
когда мы шли по Хай-стрит, из подворотни впереди нас выскочил
некий кот и потрусил через улицу. Монморанси издал торжествующий
вопль -- вопль жестокого воина, который видит, что враг у него в руках
-- вопль, какой, вероятно, издал Кромвель, когда шотландцы начали
спускаться с холма -- и помчался за своей добычей.
Жертвой его был старый чёрный Котище. Я в жизни не встречал
кота такой устрашающей величины. Это был не кот, а какой-то
головорез. У него не хватало половины хвоста, одного уха и изрядного
куска носа. Это был громадный и явно убийственный зверь. Он был
исполнен мира, довольства и успокоения.
Монморанси помчался за бедным животным со скоростью
двадцати миль в час, но Котище не торопился. По-видимому, он
вообще не догадывался, что жизнь его повисла на волоске. Он
безмятежно трусил по дороге, пока его предстоящий убийца не
оказался на расстоянии ярда. Тогда он развернулся, уселся в самой
середине дороги, и оглядел Монморанси с ласковым любопытством,
как бы спрашивая: "Да! Могу ли я Вам чем-то помочь?".
Монморанси не робкого десятка. Но в Котище было нечто такое,
нечто этакое, от чего заледенело бы сердце и не такого пса.
Монморанси остановился как вкопанный и посмотрел на Котищу.
Оба молчали. Но было совершенно ясно, что между ними
происходит следующий диалог.
Котище. Могу ли я быть чем-нибудь Вам полезен?
Монморанси. Нет, нет, ничем, покорно благодарю!
Котище. Если Вам, тем не менее, что-нибудь необходимо, не
стесняйтесь, прошу Вас!
Монморанси (отступая по Хай-стрит). Ах нет, что Вы, что Вы!..
Вовсе нет... Прошу Вас, не беспокойтесь. Я... Я кажется, ошибся. Мне
показалось, что мы знакомы. Покорно прошу простить, что я
потревожил Вас.
Котище. Пустяки, рад служить. Вам действительно ничего не
нужно?
Монморанси (по-прежнему отступая). Нет, нет, благодарю Вас...
Вовсе нет... Вы очень любезны! Всего доброго.
Котище. Всего доброго.
После этого Котище поднялся и продолжил свой путь, а
Монморанси, тщательно спрятав то, что он называет хвостом, вернулся
обратно к нам и занял малозаметную позицию в арьергарде.
До сих пор, стоит только сказать Монморанси: "Кошки!" -- он
съеживается и умоляюще смотрит, словно бы говоря:
-- Не надо! Пожалуйста.
Битва между Монморанси и
чайником.
В течение всего путешествия он проявлял к чайнику
существенный интерес. Он часто садился и наблюдал, с озадаченным
видом, как тот кипит и булькает, и, подстрекая, то и дело рычал на
него. Когда тот начинал шипеть и плеваться, он считал, что это
картель, и был готов к драке; но только, в этот самый момент, кто-
нибудь подбегал и уносил добычу раньше, чем он успевал её сцапать.
Сегодня он принял меры заблаговременно. Едва чайник начал
шуметь, как Монморанси взрычал, вскочил и двинулся на него с
угрожающим видом. Чайник был маленький, но это был чайник,
исполненный мужества; он взял и плюнул в него.
-- Ах, так! -- взрычал Монморанси, оскалив зубы. -- Я т-те
покажу, как дерзить почтенным трудолюбивым псам! Жалкий,
длинноносый ты грязный засранец. Выходи!
И он бросился на бедный маленький чайник, и цапнул его за
носик.
Вслед за этим вечернюю тишину нарушил душераздирающий
вопль. Монморанси выскочил из лодки и предпринял оздоровительный
моцион, в программу которого вошли три круга по острову, на
скорости тридцати пяти миль в час, с регулярными остановками для
зарывания носа в холодную грязь.
С этого дня Монморанси стал относиться к чайнику со смесью
благоговейного трепета, подозрения, и ненависти. Всякий раз, только
увидев чайник, он поджимал хвост и, рыча, пятился прочь; а когда
чайник ставили на спиртовку, он быстро вылезал из лодки, и
отсиживался на берегу, пока чай не заканчивался.
